Халиль Джебран: "Пророк"

Аль-Мустафа, избранный и возлюбленный Богом, заря своих дней, двенадцать лет прожил в городе Орфалезе. Он ждал корабля, который доставил бы его в родные края.
И на двенадцатый год, в седьмой день месяца Элула*, месяца жатвы, Аль-Мустафа поднялся на холм за городской стеной, обернулся к морю и увидел сквозь туман свой корабль.
Врата его сердца распахнулись, и радость его осенила все море. Он закрыл глаза и вознес молитву в молчании своей души.
Но когда Аль-Мустафа спускался с холма, его обдало печалью, и в сердце его прозвучали слова: «Как я смогу уехать в мире и без печали? Я покину этот город не без душевной раны.
Долгими были дни боли, которые я провел в этих стенах, и долгими были ночи одиночества. А кто может без сожаления расстаться со своей болью и своим одиночеством?

Не мысли оставляю я позади, но сердце, просветленное голодом и жаждой.
Но я не могу оставаться здесь дольше.
Море, которое призывает к себе все живущее, зовет и меня, и я должен отплыть.
Ибо остаться, прислушиваясь, как час за часом бесцельно сгорают в ночи, — значит дать сковать себя стуже, похоронить себя заживо.
Как я хотел бы забрать с собой все, что остается здесь. Но как сделать это?
Голос не может унести с собой язык и губы, что позволяют ему обрести крылья. Он должен в одиночестве парить в эфире.
И орел летит к солнцу один, без своего гнезда».
Спустившись с холма, Аль-Мустафа вновь повернулся к морю и увидел, что корабль приближается к гавани, а на палубе стоят матросы — люди с его родных берегов.
И душа его воззвала к ним, и он сказал: «О сыновья моей древней матери, наездники приливов!

Как часто в своих снах я видел вас плывущими сюда! А теперь вы приплыли наяву, и это еще более чудный сон.
Я готов отплыть, и мое стремление вдаль наравне с парусами ожидает попутного ветра.
Еще один лишь раз я вдохну этот застывший воздух, один лишь раз брошу назад любящий взгляд и затем встану среди вас - путешественник по морям среди других путешественников.
А ты, огромное море, спящая мать, единственная, кто приносит мир и свободу и реке, и ручейку, — еще лишь один поворот сделает река, еще раз проурчит на лужайке ручей, и затем я приду к тебе: безграничная капля в безграничном океане».
И по дороге он увидел издалека, как мужчины и женщины оставляют поля свои и виноградники и спешат к городским воротам.
И он услышал их голоса, повторяющие его имя, и от поля к полю переносилась весть о том, что корабль приплыл.
И он сказал себе:
«Будет ли день разлуки днем встречи? И не скажут ли, что мой закат был воистину моим рассветом?
И что дам я тому, кто оставил в борозде свой плуг? И тому, кто остановил в винодельне пресс?

Уподобится ли мое сердце дереву, отягощенному плодами, чтобы я смог собрать их и отдать людям?
И польются ли мои мольбы, подобно потоку, дабы я мог наполнить их чаши?
Или я арфа, и рука Всемогущего может коснуться моих струн?
Или же флейта, сквозь которую может пронестись Его дыхание?
Я искал молчания, и какие же сокровища обнаружил я там, чтобы с уверенностью раздать их другим?
Если сегодня — день, когда я собираю урожай, то в каких же полях сеял я семена? И в какие забытые дни?
Если это воистину час, в который я поднимаю свой светильник, то не мое пламя будет гореть в нем?
Пуст и лишен пламени светильник, что я поднимаю, но страж ночи наполнит его маслом, и он же разожжет в нем огонь».
Эти слова говорил он вслух. Но многие остались в его сердце, ибо сам он не мог заговорить о своей сокровенной тайне.
И когда он вошел в город, все люди встречали его и окликали, и было это так, словно звучал один голос.
И вышли вперед старейшины города и обратились к нему:

— Не покидай нас пока, ибо был ты как полдень в сумерках нашей жизни, и юность твоя одарила нас сновидениями и мечтами.
Ты не чужой среди нас и не гость, но наш сын и возлюбленный.
Не дай глазам нашим страдать от голода по твоему лицу,
И сказали ему жрецы и жрицы; — Повремени, не дай морским волнам разъединить нас, а годам, что ты провел среди нас, обратиться в воспоминания.
Ты духом обретался меж нами, и тень твоя была светом для наших лиц.
Мы любили тебя. Но безгласной была наша любовь, сокрытой за многими завесами.
А теперь она громко кричит о себе и стоит перед тобой открыто.
Но ведь всегда бывает так, что любовь не осознает своей глубины до тех пор, пока не пришел час расставания.
И другие также пришли к нему и умоляли его. Но он не отвечал им. Он лишь склонил голову, и те, что стояли близ него, увидели, что ему на грудь падают слезы.
И он, и жители города пришли к огромной площади перед храмом.
И вышла из святилища женщина, известная своим провидческим даром, которую звали аль-Митра.
И он смотрел на нее с огромной нежностью, ибо двенадцать лет назад именно она первой подошла к нему и поверила в него, хотя то был лишь первый день его пребывания в городе. И она приветствовала его словами: — Пророк Господа, ищущий сокровенного, ты давно всматривался в горизонт в ожидании своего корабля.
А теперь корабль твой прибыл, и тебе пора отправляться.
Глубока твоя тоска по стране твоих воспоминаний, по краю, где сосредоточены твои величайшие устремления. И наша любовь не будет сковывать тебя, а наша нужда не попытается тебя удержать.
Лишь одного мы просим у тебя, прежде чем ты покинешь нас: поговори с нами и открой нам свою истину.
И мы расскажем о ней своим детям, а те — своим детям, и она не погибнет и не исчезнет с лица земли.
Ты был одинок, когда бродил среди нас и бодрствовал, прислушиваясь к плачу и смеху нашего сна.
А теперь поведай нам о нас самих, расскажи нам о том, что было открыто тебе, обо всем, что происходит между рождением и смертью.
И он ответил:
— Люди Орфалеза, о чем я могу говорить вам и что сокрыто сейчас в движении ваших душ?